Репортаж из турецкой женской тюрьмы
Автор: Мила, 14 Ноя 2011
(24 часа из жизни узниц Закрытой Женской Тюрьмы в Анкаре )
Два этажа по шесть камер площадью 10,5 кв.м.В каждой камере — по одному жильцу, вернее, по одной жилице.
В камере- душ,туалет (без сифонов, для экономии воды)
В неделю два раза подается горячая вода.
Каждая из камер обставлена в соответствии со вкусом и материальными возможностями хозяйки.
В тюремном магазине можно купить пластмассовый стол за 40 турецких лир, телевизор за 190,радио за 30, самовар за 40…
С воли можно получить продукты, предметы личного обихода . Деньги- только на счет.
В месяц лимит расходов — 200 лир (не считая электротоваров)
Двери камер открыты весь день, на ночь запираются.
У каждой камеры есть малюсенький балкончик.
С балкона каждая может видеть все другие балконы, дворик для прогулки и затянутую поверху железной проволокой глухую ограду.И небо…сколько поместится в эту рамку.
Белье свое стирют сами и сушат на балконах.
Утюгов нет -не положено.
Одеяла и подушки отправляются в чистку или стирку лишь с освобождением камеры…
Дворик для прогулки — 90 кв.м. Бетонный пятачок в окружении глухих стен . Доступ во двор с 8 утра (после утренней переклички) до темноты. Повсюду свет выключается в 24-00.
Здесь нет системы есть в общей столовой. Каждая заключенная ест в своей комнате. Но иногда, сдвинув столы, собираются на общую трапезу.
В камерах нет кухни и нет соответственно кухонной экипировки — кастрюль,сковородок…Только электрический чайник. Который и служит одновременно и чайником и кастрюлей. В нем готовят макароны, супы,и даже менемен -так называется в Турции знакомая нам яичница по-итальянски.
Втиснутый в батарею отопления ломтик хлеба к утру становится хрустящим хлебцем…
Вилки и ложки или из пластика или из тонкого и мягкого, как бумага, алюминия.
Примерным поведением можно заслужить право на работу в мастерских- лепить пельмени или шить передники. За работу на счет заключенных начисляется 100 лир. и еще небольшая сумма выдается на руки при выходе на свободу.
Как и во всем мире,наверное, и здесь есть любовная переписка. Сейчас, наверное, и у нас прошла мода на письма заключеным с последующими совместными планами, как в фильме Шукшина, а здесь такой вообще никогда и не было. Здесь такие письма пишут друг-другу лишь заключенные мужской тюрьмы заключенным женской и наоборот…
Напоследок хочу сказать, что эта тюрьма- нового типа. Есть еще старые -где заключенные живут по 20-40 человек в одной камере. Где властвует один человек со своими блюдолизами, где психопаты и нормальные люди скоро становятся неразличимы и где время от времени происходят само-или убийства…
Кроме того, есть еще политические заключенные, положение которых зависит от милосердия начальства и настойчивости родственников…
А я вспоминаю тюрьму в Батуми…Малюсенькое незастекленное окошко под потолком. Черные стены. Голые нары вмещают 8 человек и занимают все помещение. Тонкое одеяло.Душевая- без света, покрытая кругом плесенью, где из 2-4 кранов лишь с одного слегка цедится холодная струйка воды.
И следователь, который прямо здесь, в камере, выбивает из молодых девченок признание в шпионаже…
Боже мой, Мила, я от последнего абзаца просто в шоке! В каком году это было? Не удивляюсь, что вы уехали…
После написания поста я вычеркнула из памяти события тех лет…Это год примерно 92-93-й…
* * *
То свет, то тень,
То ночь в моем окне.
Я каждый день
Встаю в чужой стране.
В чужую близь,
В чужую даль гляжу,
В чужую жизнь
По лестнице схожу.
Как светлый лик,
Влекут в свои врата
Чужой язык,
Чужая доброта.
Я к ним спешу.
Но, полон прошлым всем,
Не дохожу
И остаюсь ни с чем…
…Но нет во мне
Тоски,— наследья книг,—
По той стране,
Где я вставать привык.
Где слит был я
Со всем, где всё — нельзя.
Где жизнь моя —
Была да вышла вся.
Она свое
Твердит мне, лезет в сны.
Но нет ее,
Как нет и той страны.
Их нет — давно.
Они, как сон души,
Ушли на дно,
Накрылись морем лжи.
И с тех широт
Сюда,— смердя, клубясь,
Водоворот
Несет все ту же грязь.
Я знаю сам:
Здесь тоже небо есть.
Но умер там
И не воскресну здесь.
Зовет труба:
Здесь воля всем к лицу.
Но там судьба
Моя —
пришла к концу.
Легла в подзол.
Вокруг — одни гробы.
…И я ушел.
На волю — от судьбы.
То свет, то тень.
Я не гнию на дне.
Я каждый день
Встаю в чужой стране.
Июль-август 1974, Бостон, Бруклин
НАУМ КОРЖАВИН